Арбитрабильность корпоративных споров

Опубликовано: Российский ежегодник международного права. — СПб. : СКФ «Россия-Нева», 2014.

Использование международного коммерческого арбитража и внутреннего третейского разбирательства на сегодняшний день широко востребовано в корпоративной среде. Преимущества арбитража для участников корпоративных отношений очевидны: скорость разбирательства, конфиденциальность, возможность выбора арбитра, специализирующегося в вопросах корпоративного права и управления, а также применения, в случае необходимости, надлежащих обеспечительных мер[1].

Доказательства роста популярности третейского разбирательства для разрешения корпоративных споров подкрепляются статистикой. К примеру, в Германии треть всех корпоративных разбирательств происходит в третейских судах[2]. Повсеместно растет число корпоративных контрактов, содержащих в себе арбитражную оговорку.

Как подчеркивают отдельные авторы[3], в последние десятилетия в международном коммерческом обороте арбитраж стал практически единственной альтернативой рассмотрения корпоративных споров, поскольку приведенные выше достоинства разрешения спора третейским судом являются еще более востребованными в силу наличия в отношениях партнеров по международным корпоративным сделкам иностранного элемента.

Однако не все правопорядки с одинаковой лояльностью восприняли возможность предоставления участникам корпоративных отношений права на обращение в третейский суд.

В России проблема расширения третейского разбирательства в области предпринимательской деятельности, и, в частности, в корпоративных правоотношениях, связана с относительной новизной для российской правовой системы регулирования такой области, как организационно-правовые формы предпринимательской деятельности, в первую очередь — акционерных обществ и обществ с ограниченной ответственностью.

Еще совсем недавно многие авторитетные цивилисты характеризовали современный этап экономической жизни России указанием на постоянные корпоративные войны, целью которых является установление контроля над юридическими лицами, обладающими значительным имуществом[4].

В качестве наиболее эффективных технологий в таких войнах выступали, так называемые, «судебные технологии», основанные на несовершенстве процессуального законодательства, что позволяло воюющим сторонам добиваться взаимоисключающих, конкурирующих между собой судебных актов, при помощи которых они устанавливали контроль над привлекательными активами того или иного юридического лица.

Не следует забывать, что именно для исключения возможности использования подобных судебных «технологий» в недавнем прошлом была проведена реформа процессуального законодательства, в результате которой установлены новые правила о подведомственности корпоративных споров арбитражным судам[5].

Указанная реформа, однако, не исключила всех минусов в организации судебного рассмотрения корпоративных споров. Именно поэтому отдельные авторы[6] полагают, что третейские суды могут быть использованы как инструмент реализации планов недобросовестных лиц, направленных на недружественные поглощения коммерческих организаций.

В качестве основания для таких злоупотреблений эти авторы приводят неопределенность в регулировании вопросов арбитрабильности корпоративных споров.

Подобные воззрения зачастую приводят к тому, что судебные органы, выступая в качестве конечных правоприменителей, отказывают сторонам споров в признании в ряде ситуаций полномочий по свободному распоряжению корпоративными правами, включая и возможность применения третейского разбирательства для разрешения корпоративных конфликтов[7].

Самыми проблемными на практике оказались споры, связанные с реализацией прав членов хозяйственных обществ по участию в управлении деятельностью юридического лица. Наиболее распространенными среди таких споров являются разногласия, касающиеся отношений между участниками обществ, внутренних вопросов управления обществом, в частности деятельности органов управления, принятия решений, созыва общего собрания, финансовых прав акционеров, прав на получение информации, прав, связанных с ликвидацией общества.

Автору настоящей работы хотелось бы вспомнить известное выражение — «обжегшись на молоке, дует на воду». Укоренившимся страхам судебной системы в настоящий момент противопоставлены новые цели, возникшие перед экономикой страны. Здесь, в частности, можно выделить амбициозные планы руководства по превращению Москвы в международный финансовый центр по образцу Дубая, Гонконга или Сингапура.

Создание такого центра невозможно без развития в России мощной системы альтернативного разрешения споров. Основной костяк этой системы — признанный у широкой международной общественности и пользующийся безусловным авторитетом институциональный арбитраж.

Как известно, недостаточно заявить о планах по приданию арбитражу большего авторитета. Важно на деле, с помощью законодательных и судебных механизмов обеспечить развитие этого института, необходимое для создания финансового центра.

Одним из признаков авторитетного международного арбитража является возможность передачи на его рассмотрения широкого круга экономических, в том числе корпоративных, споров. Таким образом, цель по созданию финансового центра напрямую связана с предоставлением арбитражу максимально возможной компетенции.

На актуальность такого подхода указывают и иностранные специалисты, консультирующие руководство страны по вопросу превращения Москвы в финансовую столицу.

Следует заметить, что российское Правительство также признало необходимым оказать поддержку внесудебным формам разрешения корпоративных конфликтов, стимулировать передачу споров в третейский суд, что отражено в соответствующем распоряжении Правительства Российской Федерации[8].

Несмотря на такую проарбитражную деятельность со стороны исполнительной власти, начало 2012 года ознаменовалось обострением дискуссии вокруг компетенции третейских судов.

Поводом для этого послужило резонансное дело — акционерный спор между Н.В. Максимовым и ОАО «Новолипецкий металлургический комбинат».

Государственные арбитражные суды, отменившие решение МКАС при ТПП РФ, рассматривавшего дело согласно договоренности сторон, указали в своих актах на неарбитрабильность корпоративных споров[9]. Высший Арбитражный Суд Российской Федерации в определении[10] от 30 января 2012 года №ВАС-15384/11 согласился с такой логикой, сославшись на специальную подведомственность корпоративных споров арбитражным судам.

Для дальнейшего исследования проблемы арбитрабильности корпоративных споров, как самостоятельной категории, попытаемся дать определение этому понятию в целом.

Термин «арбитрабильность» представляет собой транслитерацию английского термина «arbitrability». Как справедливо отмечает Б.Р. Карабельников[11], в российский правовой оборот данный термин был введен профессором С.Н. Лебедевым. Причем, именно в такой транскрипции, хотя в последствии некоторые авторы стали писать «арбитрабельность».

По мнению И.С. Чупрунова на сегодняшний день отсутствует единое и непротиворечивое понимание сущности категории «арбитрабильность». Несмотря на наличие многочисленных исследований, правовая квалификация арбитрабильности до сих пор является предметом оживленных научных дискуссий[12].

Как известно[13], проблемы арбитрабильности сложны тем, что возникают на стыке процессуального и материального права, что, в свою очередь, влечет затруднения при дифференцировании вопросов арбитрабильности от вопросов действительности арбитражного соглашения, публичного порядка и др.

Следует отметить, что некоторые авторитетные зарубежные исследователи вообще не считают необходимым разделять категории арбитрабильности и действительности арбитражного соглашения[14]. Подобная точка зрения нашла свое отражение в решениях зарубежных государственных судов. Представляется, что с теоретической точки зрения такой подход не является до конца оправданным.

И все же, в практических целях предлагается понимать под арбитрабильностью способность спора быть рассмотренным по существу и разрешенным в третейском суде, в том числе в международном коммерческом арбитраже.

Закон «О международном коммерческом арбитраже»[15] в п. 4 ст. 1 предусматривает возможность прямого запрета на рассмотрение определенных споров в международном арбитраже путем закрепления этого запрета в законе. В случае отсутствия такого запрета в соответствии с п. 2 ст. 1 закона «О международном коммерческом арбитраже» в международный коммерческий арбитраж могут по соглашению сторон передаваться споры из договорных и других гражданско-правовых отношений, возникающие при осуществлении внешнеторговых и иных видов международных экономических связей, если коммерческое предприятие хотя бы одной из сторон находится за границей, а также споры предприятий с иностранными инвестициями и международных объединений и организаций, созданных на территории Российской Федерации между собой, споры между их участниками, а равно их споры с другими субъектами права Российской Федерации.

Аналогичная норма содержится в ч. 6 ст. 4 Арбитражного процессуального кодекса РФ[16]: по соглашению сторон подведомственный арбитражному суду спор, возникающий из гражданских правоотношений, до принятия арбитражным судом первой инстанции судебного акта, которым заканчивается рассмотрение дела по существу, может быть передан сторонами на рассмотрение третейского суда, если иное не установлено федеральным законом.

В настоящее время в Российской Федерации в сфере частного права существует лишь один федеральный закон, говорящий о неарбитрабильности регулируемых им споров. Это Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)»[17]. В соответствии с п. 3 ст. 33 этого закона дело о банкротстве не может быть передано на рассмотрение в третейский суд.

Как указывает Б.Р. Карабельников[18], такое изъятие споров о банкротстве из компетенции третейских судов вполне соответствует мировой практике и перечисленным выше нормам российского законодательства, требующим, чтобы изъятие спора из компетенции третейских судов было основано на прямом запрете, установленном в федеральном законе.

Следовательно, за исключением дел о банкротстве все споры, относящиеся к сфере частного права, согласно российскому законодательству относятся к категории арбитрабильных. Это соответствует подходам, сформировавшимся в современном законодательстве стран Запада.

А.С. Комаров подчеркивает, что отсутствие в законе возможности использования третейского суда в связи с рассмотрением определенных видов споров не должно трактоваться как установление недопустимости третейского разбирательства таких споров: только прямой запрет в законе будет исключать юрисдикцию третейского суда[19].

Такой подход вполне отвечает и норме, закрепленной в ст. 11 Гражданского кодекса РФ, которая уравнивает третейский суд с государственными судами как средство защиты нарушенных или оспоренных гражданских прав.

Тем не менее, вопрос об арбитрабильности предмета спора может представлять определенную трудность, если спор вытекает из отношений, которые нельзя однозначно квалифицировать в качестве гражданско-правовых.

При оценке арбитрабильности споров, основанных на таких актах, в литературе предлагается следующий принцип. Частноправовые отношения, договорные и имущественные, вытекающие из сделок, регулируемых законодательными актами комплексного характера, по общему правилу следует считать арбитрабильными, причем независимо от того, упоминает ли какой-либо относящийся к данной отрасли экономики законодательный акт третейские суды или нет[20].

Международный характер споров, рассматриваемых в институциональных арбитражах, накладывает на вопрос об арбитрабильности еще одну проблему — решение вопроса о праве, применимом к вопросам арбитрабильности.

Современная наука международного частного права так и не выработала единообразного ответа на вопрос о способах и методах определения права, регулирующего арбитрабильность[21]. Интересным представляется высказывание немецкого ученого К.Х. Бекштигеля, сделанное им четверть века назад: «В вопросах права, применимого к арбитрабильности, единственное, по поводу чего может быть найден консенсус между арбитрами, судьями, учеными состоит в том, что подобный консенсус отсутствует»[22].

Наукой международного частного права выработано несколько подходов к определению права, применимого к вопросам арбитрабильности. С определенной долей условности можно выделить три основных:

В качестве первого подхода следует указать транснациональный подход. Суть его состоит в том, что вопросы арбитрабильности предлагается разрешать не на основании положений какого-либо из национальных правопорядков, вне зависимости от его связи с соответствующим спорным правоотношением, а с помощью неких общих норм международного публичного порядка, регулирующих вопросы арбитрабильности[23]. Таким образом, категория арбитрабильности выводится из сферы национального права и, по сути, объявляется институтом, регулируемым за счет некоторых общих международных принципов, что, в свою очередь, позволяет избежать постановки коллизионной проблемы.

Подобный подход хотя и не находит поддержки среди российских ученых, тем не менее пользуется популярностью у авторитетных зарубежных исследователей[24]. По их мнению, ст. 2 Нью-Йоркской конвенции, оперирующая понятием «арбитрабильность», должна интерпретироваться в духе единых международных стандартов, что исключает возможность применения более жестких норм национального права.

В качестве второго подхода в работах абсолютного большинства современных исследователей выделяется классический коллизионный подход. Процесс нахождения применимого права к вопросам арбитрабильности в данном случае сводится к определению применимого права за счет использования обыкновенных коллизионных норм, а в редких случаях принципа автономии воли сторон.

Распространению данного подхода способствует и его закрепление как в Нью-Йоркской конвенции (в ст. V(2)(а)), так и в Европейской конвенции о внешнеторговом арбитраже (Женевская конвенция, ст. VI(2)).

Указанные международные акты содержат достаточно простые для применения жесткие коллизионные нормы, отсылающие во всем, что касается арбитрабильности, к праву государства суда.

В то же время ст. V(2)(а) Нью-Йоркской конвенции не содержит исчерпывающего коллизионно-правового регулирования всех ситуаций, при которых государственный суд может столкнуться с проблемами арбитрабильности, а говорит лишь о стадии приведения арбитражного решения в исполнение. Таким образом, многие исследователи вырабатывают иные коллизионные привязки к вопросам определения права, применимого к арбитрабильности, помимо lex fori, в частности, lex loci arbitri и lex compromissi.

По мнению автора, использование привязки lex fori не лишено серьезных недостатков. В качестве первого аргумента здесь можно привести наличие ситуации, когда спор, рассматривающийся в арбитраже может не иметь ровным счетом никакой связи с государством, в судах которого возникает необходимость установления арбитрабильности спора. Кроме этого, подобный подход игнорирует иностранные стандарты арбитрабильности, а также способствует распространению явления, именуемого forum shopping.

В качестве третьего подхода к определению права, применимого к вопросу арбитрабильности современные исследователи выделяют материально-правовой подход. Например, американский ученый Г. Борн предлагает ограничить применение норм lex fori только теми случаями, когда между спорными правоотношениями и форумом имеется определенная связь[25]. В качестве примера он приводит ситуацию, когда суд, рассматривает спор из договора, подлежащего исполнению в ином государстве по местному праву между сторонами, ни одна из которых не имеет какой-либо связи с государством форума.

Борн полагает, что в подобной ситуации у государства форума нет никаких оснований применять свое право для оценки вопросов арбитрабильности. Единственным форумом, способным диктовать стандарты арбитрабильности в данном случае, по его мнению, является правопорядок, в котором происходит исполнение договора и чьему праву он подчинен.

Действующее российское законодательство также, по-видимому, косвенным образом поддерживает применение к вопросам арбитрабильности права государства суда. Так, п. 4 ст. 1 Закона «О международном коммерческом арбитраже» говорит о возможности установления именно в иных российских законах некоторых ограничений в отношении передачи споров на рассмотрение арбитража. Точно также и абзац 2 пп. 2 п. 2 ст. 34 и абзац 2 пп. 2 п. 1 ст. 36 Закона «О международном коммерческом арбитраже» говорят о применении российского законодательства на этапах оспаривания и приведения арбитражного решения в исполнение. Как отмечают отдельные авторы[26], по-видимому, российские суды в принципе всегда исходят из необходимости применения к вопросам арбитрабильности норм российского права, поскольку до настоящего времени не удалось обнаружить решений, где российские суды устанавливали бы арбитрабильность спора на основе статута арбитражного соглашения или же каких-либо иных национальных стандартов арбитрабильности.

Наиболее острым вопросом до недавнего времени в России являлся вопрос об арбитрабильности споров, связанных с объектами недвижимости. Б.Р. Карабельников отмечает[27], что поводом к постановке данного вопроса стало не возникновение ситуаций, когда третейские суды пытались бы выйти за рамки своих полномочий и рассматривать неарбитрабильные споры, а настойчивое желание ряда судей Высшего Арбитражного Суда монополизировать в рамках государственных арбитражных судов право на рассмотрение всех споров, связанных с недвижимостью, в том числе и сугубо частноправовых, никак не связанных с административными отношениями.

Впервые позиция Высшего Арбитражного Суда о том, что споры о правах на недвижимость являются неарбитрабильными получила свое закрепление пп. 27 и 28 Информационного письма Президиума ВАС РФ №96 от 22 декабря 2005 года «Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел о признании и приведении в исполнение решений иностранных судов, об оспаривании решений третейских судов, и о выдаче исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейских судов» (далее — Обзор).

В п. 27 обзора делается однозначный вывод о том, что государственный арбитражный суд отказывает в удовлетворении заявления о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, которое обязывает регистрирующий орган зарегистрировать право собственности на недвижимое имущество за стороной третейского разбирательства, поскольку дела, возникающие из административно-правовых и иных публичных отношений, в силу приведенных норм не могут быть переданы на рассмотрение третейских судов.

В итоге суд указывает, что правоотношение, связанное с регистрацией права собственности, имеет публично-правовой характер, а решение третейского суда, обязывающее регистрирующий орган осуществить соответствующие действия, — публично-правовые последствия.

Пункт 28 Обзора санкционирует отмену решения третейского суда в ситуации, когда это решение касается вопросов, относящихся к исключительной компетенции государственных арбитражных судов Российской Федерации. В основание аргументации положена ст. 248 Арбитражного процессуального кодекса РФ об исключительной компетенции государственных арбитражных судов: «Суды сочли, что предметом требования, рассмотренного в третейском суде, являлось право на недвижимое имущество, спор о котором в соответствии со статьей 248 АПК РФ не мог рассматриваться третейским судом».

На практике сложилась ситуация, при которой все решения МКАС при ТПП РФ, хотя бы косвенно касающиеся сферы недвижимости были отменены государственными арбитражными судами.

Ситуацию в корне переломило Постановление Конституционного Суда РФ №10-П от 26 мая 2011 года «По делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 11 Гражданского кодекса Российской Федерации, пункта 2 статьи 1 Федерального закона «О третейских судах в Российской Федерации», статьи 28 Федерального закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним», пункта 1 статьи 33 и статьи 51 Федерального закона «Об ипотеке (залоге недвижимости)» в связи с запросом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации». В ходе данного процесса в Конституционном Суде РФ проверке были подвергнуты также нормы закона «О международном коммерческом арбитраже».

Практику, сформированную ВАС РФ, включая положения, закрепленные в приведенном Обзоре, Конституционный Суд признал глубоко ошибочной.

Помимо прочего, Конституционный Суд РФ указывает в своем Постановлении на недопустимость обоснования невозможности передачи отдельных споров на рассмотрение третейских судов ст. 248 АПК РФ и другими аналогичными нормами.

Суд указывает, что обязательность государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним не может рассматриваться как обстоятельство, исключающее возможность передачи споров по поводу недвижимого имущества на рассмотрение третейских судов. Равным образом не исключает такую возможность и пункт 2 части 1 статьи 248 АПК Российской Федерации, относящий споры, предметом которых являются недвижимое имущество, если такое имущество находится на территории Российской Федерации, или права на него относятся к исключительной компетенции арбитражных судов в Российской Федерации по делам с участием иностранных лиц.

Однако, не успели остыть страсти об арбитрабильности споров о недвижимости, как с новой силой зазвучали споры об арбитрабильности корпоративных споров. Причем, споры эти вызваны очередной позицией ВАС РФ, во многом схожей с ранее занимаемой им по вопросу рассмотрения споров о недвижимости.

Но прежде чем говорить о новейшей судебной практике в данных вопросах, следует привести краткий исторический обзор подхода государственного арбитража к обозначенной проблеме.

Как отмечает А.С. Комаров[28], на протяжении существования современного российского корпоративного законодательства, государственные суды, как правило, отказывались признавать действительность третейского разбирательства корпоративных споров, ссылаясь на то, что исключительная подведомственность указанных споров закреплена за государственными арбитражными судами.

Так, в одном из дел Федеральный арбитражный суд Московского округа оставил в силе определение Арбитражного суда, которым было отказано в удовлетворении заявления о приведении в исполнение решения третейского суда[29]. Суд указал при этом, что рассмотренный третейским судом спор является спором между участниками общества с ограниченной ответственностью и данный спор относится к специальной подведомственности арбитражных судов, поэтому спор не может быть предметом третейского разбирательства, что является основанием для отказа в выдаче исполнительного листа.

Характерно, что после указанного решения той же судебной инстанцией в аналогичной правовой ситуации был принят диаметрально противоположный судебный акт[30]: в удовлетворении требования об отмене третейского суда было отказано со ссылкой на то, что специальная подведомственность, закрепленная в Арбитражном процессуальном кодексе РФ не исключает возможности рассмотрения третейскими судами корпоративных споров с учетом их существа, характера правоотношений сторон и последствия принятия решения третейским судом.

В настоящее время в Российской Федерации ни специальное, ни общее законодательство, регулирующее порядок создания и деятельности хозяйственных обществ корпоративного типа, а также процессуальное законодательство, применяемое при разрешении корпоративных споров, не содержит прямых запретов на выбор третейского суда при разрешении споров, связанных с их деятельностью, за исключением федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)».

С уверенностью можно сказать, что российское законодательство, в принципе, исходит из возможности третейского разбирательства споров, которые могут возникнуть из применения гражданского законодательства, относящегося к организационно-правовым формам хозяйственной деятельности.

К сожалению, практика непризнания возможности рассмотрения споров, вытекающих из корпоративных отношений в третейских судах и международных коммерческих арбитражах, а также долгое время отсутствующая нормативная регламентация акционерных соглашений всерьез способствовала «бегству» предприятий с участием российский и иностранных партнеров в оффшорные зоны, законодательство которых признавало как акционерные соглашения, так и возможность рассмотрения возникавших из них споров в международном арбитраже[31].

Однако, даже такое «бегство» не давало участникам хозяйственных обществ надлежащих правовых гарантий, поскольку признание арбитрабильности спора и действительности арбитражного соглашения по праву места проведения арбитражного разбирательства не создавало условий исполнения в России вынесенного за рубежом арбитражного решения по корпоративному спору, поскольку существовала высокая вероятность, что российский государственный арбитражный суд, рассматривающий ходатайство о признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения, откажет в его удовлетворении по мотивам противоречия императивным нормам, определяющим исключительную «компетенцию» государственного арбитража в этой сфере.

С введением в законодательство возможности заключения акционерных соглашений по российскому праву ситуация коренным образом не улучшилась. Статья 32.1 Федерального закона «Об акционерных обществах» в редакции от 3 июня 2009 года №115-ФЗ не содержит дозволения закрепить в акционерном соглашении отказ участвующего в нем акционера от использования корпоративных прав. Однако именно отказ от использования этих прав за плату или в связи с предоставлением встречного удовлетворения, а также совместное использование таких прав по согласованию с другим участником акционерного соглашения представляет собой условие абсолютного большинства акционерных соглашений, заключенных по иностранному праву. Такой отказ от принадлежащего акционеру права или ограничение использования этого права вполне допустимо по английскому, шведскому или американскому праву.

Таким образом, соглашение российских акционеров по-прежнему подчиняются зарубежному законодательству, а специалисты, их составляющие, как справедливо отмечает Б.Р. Карабельников[32], естественно включают в такие соглашения арбитражные оговорки, предусматривающие рассмотрение споров в иностранных институциональных арбитражах.

В деловой прессе публиковались сведения о рассмотрении зарубежными арбитражами споров, вытекающих из акционерных соглашений ТНК ВР, «Норильский никель» и других предприятий. Последней крупной новостью о подобном споре явилась информация о поданном акционерами компании «Русал» в Лондонский международный коммерческий арбитражный суд (LCIA) иска, основанного на корпоративных соглашениях сторон[33].

Еще раз подчеркнем вывод, содержащийся в большинстве источников, посвященных проблеме арбитрабильности корпоративных споров: корпоративные отношения в целом, и акционерные соглашения в частности, несомненно, относятся к числу гражданско-правовых, следовательно, их следует считать арбитрабильными.

Практическим преломлением нежелания ВАС РФ расширять компетенцию коммерческих арбитражей и третейских судов послужило следующее дело. 28 июня 2011 года Арбитражный суд города Москвы отменил решение МКАС при ТПП РФ, которым ОАО «Новолипецкий металлургический комбинат» обязывался уплатить в пользу акционера Максимова Н.В. некую сумму денег за акции российского акционерного общества. 26 сентября 2011 года Федеральный арбитражный суд Московского округа оставил это определение в силе. В передаче дела в Президиум ВАС РФ также было отказано.

Арбитражный суд города Москвы постановил, что решение МКАС при ТПП РФ было вынесено по неарбитрабильному спору, в связи с тем, что оно относится к специальной подведомственности государственных арбитражных судов. Указанные судебные акты вызвали лавину критики в юридической прессе.

Как справедливо отмечает Д.В. Степанов[34], вряд ли какой-либо правопорядок допустил бы арбитрабильность абсолютно всех корпоративных споров, однако ни один развитый правопорядок не знает полной неарбитрабильности таких споров.

Помимо критики, являющейся общей для позиции ВАС РФ по спорам о правах на недвижимое имущество и корпоративным спорам (неправильная ссылка на категорию исключительной подведомственности и исключительной подсудности, неверная квалификация спорных правоотношений и т.п.) особый интерес в рамках данного дела представляет ограничение корпоративных отношений, затрагивающих права третьих лиц, и отношений, их не затрагивающих, а также потенциально возникающий вопрос о форме арбитражной оговорки в случае признания корпоративных споров арбитрабильными.

Что касается вопроса об арбитрабильных корпоративных спорах, единства здесь нет даже среди критиков позиции ВАС РФ. К категории неарбитрабильных Д.В. Степанов относит аннулирование создания юридического лица, оспаривание реорганизации общества, обжалование решений собраний участников, советов директоров и т.п.

А вот О.Ю. Скворцов относит третейское соглашение относительно разбирательства корпоративного спора о праве участия в акционерном обществе к разряду недействительных, как затрагивающее права третьих лиц акционеров, которые не имеют процессуальной возможности участвовать в разбирательстве спора[35].

Как первая, так и вторая точки зрения не являются в достаточной степени прогрессивными, но имеют значительное число сторонников как в России, так и за ее пределами. Ниже приведены примеры зарубежной регламентации вопросов, связанных с арбитрабильностью.

По признакам отношения к арбитрабильности корпоративных споров зарубежные правопорядки можно условно разделит на три группы. К первой группе относятся страны, в которых корпоративные споры полностью исключены из компетенции третейских судов. В качестве примеров таких стран можно привести Венесуэлу и Украину[36]. Подобные меры, по мнению В. Хвалея[37], как правило, продиктованы протекционистской политикой в отношении национальных субъектов и желанием оградить их от необходимости исполнения решений международного арбитража.

Как отмечает указанный автор, подобный псевдопатриотизм в долгосрочной перспективе влечет только негативные последствия для государства, поскольку снижает его инвестиционную привлекательность. Не каждый иностранный инвестор согласится передать спор с крупнейшей государственной компанией в отношении стратегической инвестиции на разрешение государственного суда этой же страны.

Следующую группу стран, к которым относятся Франция, Бельгия, Португалия, Австрия, Швейцария, в отношении корпоративных споров в целом можно охарактеризовать как умеренно проарбитражную. В целом в них отмечается тенденция к признанию действительности арбитражных оговорок в учредительных документах по спорам, касающимся действительности решений, принимаемых общим собранием участников общества с ограниченной ответственностью.

По мнению А.С. Комарова[38], спорный аспект в оценке корпоративных отношений, как неарбитрабильных, чаще всего возникает в случае, когда третейское соглашение (арбитражная оговорка) о рассмотрении внутрикорпоративных споров закрепляется в учредительных документах подписываемых, как правило, лишь учредителями того или иного корпоративного объединения. Лица, которые становятся участниками позднее, в результате приобретения акций или паев и т.п., обычно не подписывают корпоративные учредительные документы, в которых фиксируется арбитражный (третейский) порядок рассмотрения споров внутри корпорации. В случае, когда возникает такой спор, или в результате третейского разбирательства принимается какое-либо решение, такое положение позволяет считать себя не связанными правовыми последствиями, вытекающими из согласованного учредительными документами арбитражного порядка разрешения спора и впоследствии оспаривать принятое решение, действующее в отношении них.

Однако, тенденция к либерализации правового регулирования международного коммерческого оборота, а также признания арбитража как наиболее эффективного средства разрешения трансграничных споров привело к появлению группы стран с наиболее проарбитражной концепцией арбитрабильности, в которых формальные требования к действительности арбитражных соглашений были максимально ослаблены.

К таким странам можно отнести, в частности, Италию, где в 2003 году специальным законом было разрешено рассмотрение третейским судом отдельных категорий корпоративных споров в компаниях, имеющих коммерческий статус и представляющих собой малые и средние предприятия. В соответствии со ст. 34.1 данного закона устав компании может предусматривать, что все споры между участниками и споры между участниками и компанией будут разрешаться путем арбитража[39].

Закон об обществах с ограниченной ответственностью Финляндии 2006 прямо устанавливает, что положения устава общества с ограниченной ответственностью об арбитражном порядке разрешения споров является обязательным для самого общества, его участников, совета директоров, наблюдательного совета, управляющего директора, аудиторов компании в качестве арбитражной оговорки, предусмотренной законом «Об арбитраже»[40].

Особый интерес для исследования представляет в настоящее время Германия, в которой наблюдается стремительная тенденция к признанию действительности арбитражных оговорок в учредительных документах, касающихся споров относительно решений, принимаемых общим собранием участников общества.

В 1996 году Верховный суд ФРГ признал арбитражную оговорку, включенную в устав общества, не соответствующей требованиям Гражданского процессуального уложения ФРГ, обосновывая свое решение необходимостью соблюдения прав третьих лиц. В 2009 году Верховный суд ФРГ принял абсолютно противоположное решение по аналогичному вопросу, признав действительным арбитражную оговорку, включенную в устав общества с ограниченной ответственностью, распространявшуюся на возможность оспаривания решения общего собрания. При этом Верховный суд ФРГ установил ряд достаточно жестких требований к содержанию таких оговорок для того, чтобы они могли быть признаны действительными. Общий смысл требований заключается в соблюдении максимально возможном равном отношении ко всем участникам общества в случае разрешения корпоративного спора третейским судом[41].

И, наконец, в качестве классического подхода к определению арбитрабильности, автор позволит себе привести подход, выработанный в Шведском законе «Об арбитраже». В соответствии со ст. 1 данного закона предметом арбитражного разбирательства могут быть любые споры, по которым стороны способны заключить мировое соглашение. Такой подход, берущий свое начало в редакции закона 1927 года, обеспечивает возможность передачи в международный арбитраж широкой категории корпоративных споров.

В 1999 году Комиссия ООН по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ) определила проблему арбитрабильности в качестве одного из направлений дальнейшей унификационной работы. Однако, указанное исследование не получило приоритетного статуса, поскольку категория арбитрабильности подвержена постоянному изменению внутри национальных правопорядков и отдельные правовые системы полагают вмешательство во внутреннее регулирование путем унификации этой категории нежелательным. Можно надеяться, что эти попытки все же достигнут своего благоприятного результата и внесут необходимый вклад в унифицированное понимание института арбитрабильности, в том числе, по корпоративным спорам.

[1] Говоря о возможности применения обеспечительных мер, автор имеет в виду, в первую очередь, рассмотрение корпоративных споров в странах, где такая возможность за арбитражем закреплена, и где приведение обеспечительных мер арбитража в исполнение подкреплено нормативно. Россия на текущий момент к таким государствам, как известно, не относится.

[2] Duve C. Arbitration of Corporate Law Disputes in Germany / Arbitration in Germany: The Model Law in Practice / edt. by Bökstiegel K.-H., Kröll S.M., Nacimiento P. The Hague: Kluwer Law International, 2008. P. 976.

[3] Комаров А.С. Некоторые замечания по поводу третейского разбирательства корпоративных споров // Основные проблемы частного права: Сборник статей к юбилею доктора юридических наук, профессора А.Л. Маковского. М.: Статут, 2010. С. 544.

[4] См., напр.: Скворцов О.Ю. Третейское разбирательство предпринимательских споров в России: Проблемы. Тенденции. Перспективы. М.: Волтерс Клувер, 2005. С. 399; Степанов Д.И. Корпоративные споры и реформа процессуального законодательства // Вестник ВАС РФ. 2004, № 2. С. 116.

[5] Степанов Д.И. Указ. соч. С. 118.

[6] Скворцов О.Ю. Указ. соч. С. 400.

[7] Подробнее об этих изменениях речь пойдет в дальнейшем.

[8] Распоряжение Правительства РФ от 29 декабря 2008 г. № 2043-р «Об утверждении Стратегии развития финансового рынка Российской Федерации на период до 2020 года» // СЗ РФ. 19.01.2009. № 3. Ст. 423.

[9] Определение Арбитражного суда г. Москвы по делу № А40-35844/11-69-311; Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 10 октября 2011 г. по делу № А40-35844/11-69-311.

[10] Определение об отказе в передаче дела в Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ № ВАС-15384/11 от 30 января 2012 г.

[11] Карабельников Б.Р. Международный коммерческий арбитраж: учебник. М.: Инфотропик Медиа, 2012. С. 135.

[12] Чупрунов И.С. Проблематика определения права, применимого к вопросам арбитрабильности // Вестник гражданского права. 2011. № 5. С. 92.

[13] Lew J.M. Comparative International Commercial Arbitration. The Hague: Kluwer Law International, 2003. Para. 9-1. P. 189.

[14] Born G. International Commercial Arbitration. The Hague:  Kluwer Law International, 2009. P. 563.

[15] О международном коммерческом арбитраже : Закон РФ от 07.07.1993 № 5338-1 // Российская газета. 14.08.1993. № 156.

[16] Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации : Федеральный закон от 24.07.2002 № 95-ФЗ // СЗ РФ. 29.07.2002. № 30. Ст. 3012.

[17] О несостоятельности (банкротстве) : Федеральный закон от 26.10.2002 № 127-ФЗ // СЗ РФ. 28.10.2002. № 43. Ст. 4190.

[18] Карабельников Б.Р. Указ. соч. С. 131.

[19] Комаров А.С. Указ. соч. С. 548.

[20] Маковский А.Л., Карабельников Б.Р. Арбитрабильность споров: российский подход. // Международный коммерческий арбитраж. 2004. №3. С. 16.

[21] Чупрунов И.С. Указ. соч. С. 92.

[22] Böckstiegel K.-H. Public Policy and Arbitrability / Comparative Arbitration Practice and Public Policy in Arbitration / P. Sanders (ed.). The Hague: Kluwer Law International, 1987. P. 184.

[23] Подроб. см.: Brekoulakis S.L. On Arbitrability: Persisting Misconceptions and New Areas of Concern // Arbitrability: International and Comparative Perspectives. Para. 2-71; Fouchard, Gaillard, Golgman. On International Commercial Arbitration. The Hague: Kluwer Law International, 1999. Para. 559. P. 561; Mistelis L.A. Is Arbitrability a National or an International Law Issue? // Arbitrability: International and Comparative Perspectives. The Hague: Kluwer Law International, 2009. Para. 1-35, 1-38. P. 74.

[24] Среди таких исследователей можно выделить, например, G. Born с его работой International Commercial Arbitration. (Born G. International Commercial Arbitration. The Hague: Kluwer Law International, 2009. Pp. 766 – 841).

[25] Born G. International Commercial Arbitration. P. 770.

[26] Чупрунов И.С. Указ. соч. C. 113.

[27] Карабельников Б.Р. Указ. соч. C. 137.

[28] Комаров А.С. Указ. соч. C. 553.

[29] Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 11 октября 2006 г. № КГ-А40/8672-06.

[30] Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 14 декабря 2006 г. № КГ-А41/11095-06.

[31] Комаров А.С.. Указ. соч. С. 551.

[32] Карабельников Б.Р.. Указ. соч. С. 129 – 130.

[33] Асанкин Р. Акционеры «Русала» встретятся в суде // Коммерсантъ. 2012, № 61.

[34] В.Ярков, Д.Степанов и др. авторы. Арбитрабильность корпоративных споров // Закон. 2012, № 3. С. 26.

[35]. Скворцов О.Ю. Указ. соч. С. 402.

[36] Законом Украины от 5 марта 2009 г. «О внесении изменений в законодательные акты о деятельности третейских судов и исполнении решений третейских судов» споры из корпоративных правоотношений запрещено передавать на рассмотрение внутренних третейских судов. Как и в России, большинство акционеров ведущих украинских компаний представляют собой иностранные (неукраинские) юридические лица, в силу чего указанное ограничение не может распространяться на них, в случае если они заключают между собой арбитражные соглашения, также подчиненные иностранному праву.

[37] В.Ярков, Д.Степанов и др. авторы. Арбитрабильность корпоративных споров // Закон. 2012, № 3. C. 20.

[38] Комаров А.С.. Указ. соч. С. 554.

[39] Законодательный указ от 17 января 2003 г. № 5/2003.

[40] Закон № 624/2006.

[41] Dr. Jan Kraayvanger and Dr. Mark Hilgard. Arbitrability of Shareholders’ Disputes under German Law // International Litigation Quarterly. 2009, Vol. 26, No 1. URL: http://m.mayerbrown.com/files/Publication/Mark-Hilgard-Article.pdf